С няней шутки плохи

На диване дрыхнет с богатырским храпом нянька Бехтерев, а ребенок стоит на столе одной ножкой, второй покачивает в воздухе. Пухленькими ручками вдохновенно ловит водоросли в аквариуме и с удовлетворенным агуканьем сует их себе в рот, жуя как спагетти. Просто прелестно!

Та-а-ак, сейчас главное – не заорать, не спугнуть малышку и не спровоцировать ее падение на пол. Если она одна шлепнется – это уже плохо, а если еще и потянет за собой аквариум…

Как вообще родители малышей со всем этим справляются? Я пока бежала к ребенку через комнату, а бегаю я быстро, поседела на несколько дополнительных прядей! Притормозив возле дитяти, чтобы не испугать, ласково с ней заговариваю, выставив руки, на случай падения:

- Маленькая, зачем тебе золотая рыбка? Она невкусная и несъедобная в сыром виде, давай вернем ее в аквариум?

Ребенок поворачивает личико в мою сторону, хмуро взирая на то, как я, потянув за висящую из ее рта водоросль, вытаскиваю наружу эту гадость, очень надеясь, что малышка не успела ничего проглотить. Все-таки это не морская капуста!

- У! – тычет пальчиком в вытянутую водоросль.

- Это гадость, - отвечаю ей. – Такое есть нельзя.

- У? – показывает на рыбку в своей ладошке.

- Ее тоже нельзя, - говорю, пытаясь забрать.

Как она вообще ее удерживает, скользкую такую? Я едва забираю рыбку, как та моментально выскальзывает из моих рук и со смачным звуком шлепается на пол.

- Бух! – радостно сообщает ребенок, спуская ножки в попытке слезть со стола.

- Не, бух не надо, с меня хватит рыбки! – отвечаю ей, подхватив малышку на руки.

Мы одновременно замираем. Возможно, даже с одинаковым выражением удивления и легкого шока на лице. Девочка внимательно рассматривает меня красивыми голубыми глазами с длиннющими ресницами.

- Ты извини, что я взяла тебя на руки, - говорю ей, - но другой вариант спуска со стола не предусмотрен.

- Бух! – сообщает малышка, ляпнув мокрой ладошкой по моей груди.

- Вот именно. Бух – это плохо.

Девочка начинает крутится, дергая ножками. Отмечаю две детали. Первое – на ней надето что-то странное, похожее на распашонку из тонкой ткани. Второе – эта неказистая одежда мокрая. Хорошо, что я купила во что ребенка переодеть!

- Бух! – уже почти сердито говорит ребенок, указывая пальцем на пол.

- Отпустить тебя? – спрашиваю и, не дожидаясь ответа, спускаю девочку с рук.

Она тут же с довольным видом топает к шкафу с книгами, а я, наконец вспоминаю о Бехтереве.

- Подъем! – тыкаю мужчину в точку на пояснице, которая отдает током в интересные места.

- Ай! – спящий красавец взвивается на метр в высоту и, потирая спину смотрит на меня с осуждением. – Софья Андреевна, а можно без этих ваших садистских шуточек?

- Нельзя! Я тебе сказала за ребенком смотреть, а ты что делал?

- Так я это… смотрел. Она сидела, игралась. А я после дежурства, просто на минутку закрыл глаза…

- Ты дрых, как медведь, когда я пришла! – тыкаю его пальцем в еще одну болезненную точку в районе плечевого сустава.

- Софья Андреевна! – Бехтерев отскакивает. – Я осознал всю глубину своей ошибки, хватит меня колупать!

- Это я буду говорить, когда хватит, понял? Ребенок едва не упал…

- А ничего, что она рыбку съела? – перебивает Сергей, глядя вниз.

Я тут же опускаю взгляд и вижу нашего подкидыша, сидящего на полу и пытающегося придавить ладошкой рот, в котором шевелит хвостом золотая рыбка, явно не желающая исполнять подобное желание малышки.

- Нельзя! – присаживаюсь и пытаюсь спасти домашнего питомца, вытащив его из рта ребенка сквозь штакетник редких молочных зубов. - Это есть! Это не еда!

- У! – выдает девочка, упрямо держа рот открытым.

- Может, она есть хочет? – делает предположение Бехтерев.

Мы обе поднимаем на него глаза, потом смотрим друг на друга.

- Выплюнь рыбку и я накормлю тебя чем-то вкусненьким, - говорю ей приветливо улыбаясь.

- Это будет мясо с кровью? – спрашивает зам.

- Конечно, нет, - отвечаю сквозь зубы.

- Тогда не улыбайтесь так, - говорит Сергей, - вы сейчас похожи на серийную убийцу.

Сразу же убираю улыбку с лица и смотрю на притихшую девочку.

- Ну что? Идем есть? – спрашиваю. В ту же секунду мне на ладошку выплевывается золотая рыбка. И да, до сегодняшнего вечера у нее были не такие выпученные глаза.

2. Глава 2

Заходим мы на кухню, значит. Малышка весело болтает ножками, шлепая меня по груди ладонями, с увлечением вырывая на свитере вязаные петли.

- Вжух, - говорит она, вытягивая длинную нитку и оставляя приличную прореху в новой одежде.

- Еще какой вжух, - говорю. – Ану, иди пока к дяде Бехтереву, а я разогрею… что там у меня есть…

- Не-не, - пытается возражать зам, но тут же получает в руки довольно смеющийся переносной орден родительства и застывает, держа ребенка на вытянутых руках.

- Уронишь – уволю, - сразу правильно расставляю приоритеты будущему папаше.

Итак, что у нас там? Селедка под шубой. Это вряд ли. Салат из капусты? Тоже как-то мне не нравится, но все же оставим на столе, мало ли. Оливье? Мама дорогая! Я же вроде, худеть собиралась, а кто мне в тележку подбросил столько майонезных салатов?! Я в приступе лунатизма их купила, или как это произошло? Мясо! Жаренное с острым соусом. Нет, явно не подходит.

Поворачиваюсь именно в тот момент, когда Бехтерев, жалобно застонав, отодвигает от себя девочку, а по его штанам течет… сами понимаете.

- Сережа! Туалет у меня прямо по коридору, етить!

- Очень смешно, Софья Андреевна, вы сегодня прямо такая вся юморная. Просто Клара Новикова. Обхохочешься.

- Ты давай не язви, уважай мои седины, Бехтерев. Которых с сегодняшнего вечера, кстати, значительно прибавилось из-за твоего разгильдяйского присмотра за ребенком!

- Я же не специально!

- Да все равно мне, Бехтерев. Специально или нет. Мы же не в детском саду, правда. Блин, похоже, кроме салата с капустой у меня ничего нет для ребенка.

- А в магазине вы ничего не купили?

- Точно! Молодец! Получишь премию... может быть.

Выбегаю в коридор за теми пакетами, о которых совсем забыла, когда увидела ребенка, висящего возле аквариума.

- Есть! Тут есть каша! И пюре. И одежда с памперсами!

- Памперсы! – Бехтерев так радостно вопит, словно его любимая команда гол забила.

Бедняга. Подкосило его внезапное «родительство». Ничего, зато теперь знает, чего ожидать. Надо его жене позвонить, предупредить, а то вдруг нежная мужская психика будущего папаши не выдержит, и он, когда вернется домой, начнет рыдать или биться головой об стол с воплями «А, может, не надо?»

Усмехаясь своим мыслям, колочу ребенку кашу строго по инструкции, но какого-то лешего все равно получаются комочки. Теперь вопрос. Как ее покормить?

- Бехтерев, ты садись на стул, держи ребенка лицом ко мне, сейчас будем ее кормить.

- Мне кажется, она уже прекрасно умеет есть сама, - сообщает всезнающим тоном уже почти бывший зам, потом понимает, что зря это сказал и замолкает. Ладно, может и останется на своей должности. На какое-то время.

Мы оба смотрим в тарелку, где крайне неаппетитным клееподобным видом размазалась каша, гордо демонстрируя набухшие комки. Одновременно сглатываем такой же комок в горле.

- Не-е-е, тут и правда, лучше покормить, - говорит Бехтерев, я же в этот момент занята – набираю в ложку постоянно сползающую вязкую массу.

- Давай, открывай ротик, малышка. Давай. Ам, - широко разеваю собственную пасть, чтобы ребенку было понятно, чего я от нее хочу, но девочка решает прикинуться глупышкой.

Весело улыбается, хлопает пятерней по столу, и все это с плотно сжатыми губами и хитрыми огоньками в глазищах.

- Давай, котеночек, ам! – и тычу ложку к ее губам.

- Фруууу, - выдает ребенок, разбрызгивая содержимое ложки по своей мордашке и свитеру Бехтерева.

- Ы-ы-ы-ы…

- Тихо! – прерываю заунывные звуки зама. – Ты мешаешь нам кушать, да, моя маленькая? Давай еще разочек попробуем, а? Давай… а-а-ам!

- Хфруууу, - выдает ребенок, но я успеваю убрать ложку.

- Ага! А кто быстрее? Я быстрее!

- Бух! – сообщает девочка и ляпает ладошкой по краю тарелки. Та подлетает над столом, делает тройной тулуп, и шмякается кашей вниз на мой чистый когда-то пол, обдавая брызгами не только мои штаны, но и почти распустившийся свитер, заодно залепив мне глаз.

- Ты такая шалунья, - говорю я сквозь скрип зубов. Чувствую, еще пару дней и мой стоматолог озолотится, когда будет делать мне наращивание на стертых под корень пеньках.

- Бехтерев, держи ребенка крепче, я пошла умоюсь и принесу швабру, придется тут все убрать. А то еще поскользнемся на каше.

- Мне домой пора, - заявляет заместитель.

- В смысле? – смотрю на него. – Ты бросишь меня тут одну? И кто ты после этого?

- Заботливый муж? Мне жена звонила еще двадцать минут назад, спрашивала, где я. Я сказал, что скоро буду и до сих пор сижу тут. А у меня, между прочим, жена на… какой-то там неделе, рожает скоро, короче! И вообще, в любой момент может родить. А я тут с вами.

- Ничего себе заявочки. Ладно, отпущу тебя, дай только сначала умыться, у меня один глаз ничего не видит. И печет, гад.

Ухожу в ванную, а когда возвращаюсь на кухню, застаю малышку одну. Она задумчиво сидит на полу, ест прямо руками из пластикового судочка «Сельдь под шубой» и ею же рисует красивые, свекольные узоры по кафельному полу. Прэлэстно!